Деснянський район
(098) 065 65 92
Солом'янський район
     
ФІТНЕС КЛУБИ
ГАРМОНІЙНОГО РОЗВИТКУ

































Доктор Карл Меннингер

Кожа у моего отца пожелтела, весь в проводах и трубках, он лежал в палате интенсивной терапии. Он всегда был плотного телосложения, а теперь потерял более 30 фунтов.

Отцу поставили диагноз «рак поджелудочной железы» в одной из самых тяжелых форм. Врачи делали все, что могли, но сказали нам, что жить ему осталось от трех до шести месяцев. Рак поджелудочной железы не поддается ни облучению, ни химиотерапии, поэтому надежды было мало.

Несколько дней спустя, когда я пришел к отцу, он сидел в кровати. Я сказал:
- Папа, я так переживаю из-за того, что с тобой случилось. Это помогло мне понять, что я держался с тобой отчужденно и что на самом деле я очень тебя люблю. - Я наклонился, чтобы обнять его, но его плечи и руки напряглись. - Да ладно, пап, я правда хочу тебя обнять.

Какое-то мгновение он казался потрясенным. В нашей семье не принято было проявлять чувства. Я попросил его сесть чуть повыше, чтобы можно было обнять его. И предпринял еще одну попытку. Однако на этот раз папа держался еще более скованно. Я почувствовал, как во мне нарастает привычная обида, и подумал: «Ну и не надо. Если хочешь умереть, оставив меня с ощущением обычного холода между нами, ради Бога».

Многие годы я пользовался любым сопротивлением или сдержанностью отца, чтобы обвинить его, воспротивиться ему и сказать себе: «Вот, ему все равно». Но на этот раз я вдруг осознал, что это объятие послужит ко благу не только ему, но и мне. Я хотел выразить, насколько переживаю за него, несмотря на то что он с такой неохотой открывается передо мной. По натуре мой отец был похож на немца, во всем любил порядок; вероятно, в детстве родители приучили его скрывать свои чувства, то есть держаться по-мужски.

Отогнав свое давно сдерживаемое желание обвинить отца в нашей отчужденности, я решил не уступать и показать ему еще больше любви. Я сказал:
- Папа, не упрямься, обними меня. - И наклонился совсем близко к нему. Отец обнял меня. - А теперь обними крепче. Вот так. И еще раз, сожми покрепче. Очень хорошо!
В каком-то смысле я учил своего отца обнимать, и он сжал меня в своих объятиях уже как-то веселее. На мгновение наружу прорвалось ощущение: «Я люблю тебя». Из года в год мы здоровались, обмениваясь формальным рукопожатием и словами «Здравствуй, как дела?». И теперь мы оба ждали, чтобы момент этой краткой близости повторился снова. И все же именно тогда, когда мы начинали наслаждаться этим чувством любви, тело отца напрягалось, и объятие делалось неуклюжим и каким-то чужим. Потребовалось несколько месяцев, чтобы эта скованность ушла и его чувства легко находили выход в объятии.

Мне пришлось обнять отца бесчисленное множество раз, прежде чем он решился обнять меня первым. Я не винил, а поддерживал его; в конце концов, он менял привычку всей жизни - а это требует времени. Я знал, что мы все делаем правильно, потому что в наших отношениях сквозило все больше заботы и любви. Где-то на двухсотом объятии отец внезапно, в первый раз на моей памяти, произнес вслух:
- Я тебя люблю.
Гарольд X.

 

ИСТОРИЯ ДЛЯ ДУШИ